Продолжим тему структурного кризиса капитализма рассмотрением взглядов еще одного известного исторического социолога из сборника «Есть ли будущее у капитализма?».
Майкл Манн: для кого близок конец
В отличие от предыдущих авторов, Манн рассматривает человеческие общества не как системы, а как множественные пересекающиеся сети взаимодействия, наиболее важными из которых являются четыре: сети идеологических, экономических, военных и политических властных отношений. Это так называемая матрица власти ИЭВП, о которой я писал здесь. Каждый их этих источников власти может обладать своей внутренней логикой и направленностью развития, как те же циклы спада/подъема экономики, тренды развития государства, и т.д. Все эти сети не автономны и взаимодействуют с друг другом, но не систематически упорядоченным образом. Из-за этого возможно лишь выявить «внутреннюю» динамику одного источника власти, но каждый из них затрагивает другие. Это приводит нас к более сложному и неопределенному миру, где, н-р, на развитие экономики капитализма оказывают свое воздействие также идеологии, войны и государства. Кроме того, неравномерное развитие национальных государств, микро и макрорегионов, ведет к тому, что общие тенденции, которые мы только что определили в предыдущих статьях серии, затрагивают одни страны и регионы больше, чем другие. Следствием такого разнообразия являются различные траектории мирового исторического развития. В результате эта сложность взаимосвязей делает предсказание будущего делом весьма трудным, максимум, что можно сделать – обрисовать вероятные альтернативные сценарии.
Манн весьма скептически относится к рассуждениям И. Валлерстайна (здесь) об окончательном кризисе капитализма как единой системы. Он не особо верит ни в циклы Кондратьева, ни, тем более, в циклы гегемонии. Доказательством этому могут быть, н-р, абсолютно противоположные последствия двух мировых войн. Если первая из них привела к экономическому спаду, переросшему в Великую депрессию, то вторая заложила основы небывалого экономического подъема. Уникальный рост западной экономики после войны был следствием ее окончания и необходимого восстановления, и вызван он был отложенным потребительским спросом, а вовсе не циклическим развитием капиталистической системы.
В своих рассуждениях он опирается на исследование причин двух наиболее глубоких кризисов в истории капитализма — Великой депрессии 1929 г и Великой рецессии 2008 г. Начинаясь с определённой серьезной проблемы, кризис в обеих случаях шаг за шагом превращался в нечто большее. К тому же оба кризиса распространялись по миру не равномерно, особенно это касается первого, по-разному реагировали на попытки властей их разрешить. Это все говорит о том, что их нужно рассматривать не как единые и системные явления, а как каскады различных причин, порой даже случайных, причудливо накладываемых друг на друга. Хотя оба кризиса имели внутренние экономические причины, но многие причины были вне экономичного характера, и они порой играли значительную роль. Важной особенностью, вытекающей из изучения этих кризисов, является то, что их последствия были разными для разных стран. Пагубными они были далеко не для всего мира, многие страны смогли быстро справиться с ними благодаря иному экономическому, политическому и идеологическому устройству. Целые макрорегионы оказались ими слабо затронутыми, правильная или неправильная политика государств могла значительно уменьшить или увеличить ущерб. Хотя «золотой век» западной экономики закончился, в значительной части мира, н-р в Китае, Индии, Восточной Азии, бум продолжался и после того, как Запад дал сбой. Поэтому действия людей и политическая воля правительств являются одной их влиятельных сил на развитие любого кризиса. Таким образом, представление о современном капитализме как о некой мир-системе, Манн считает несостоятельным, а применение теории циклов в отношении всего мира просто не имеет смысла.
То, что после последней войны США действительно оказались единственной подлинно глобальной империей и единственным геополитическим гегемоном — это уникальный случай, обусловленный сложным сочетанием взаимодействий между 4-мя источниками социальной власти в различных странах. Делать далеко идущие исторические выводы на основание лишь одного такого случая не правомерно, хотя Манн признает, что теперь Штаты эту гегемонию теряют и она вполне может подойти к концу к 2025 г. Штаты успешно пользовались преимуществами доллара как мировой резервной валюты в течение длительного периода времени, но теперь он заканчивается. Начинают проявляться признаки упадка: за последнее десятилетие их вооруженные силы, по сути, потерпели несколько настоящих поражений; политические и идеологические противоречия приблизились к кризисному порогу; рост неравенства привел к историческому расслоению общества. Учитывая раскол в политической элите, становится практически невозможным найти приемлемые политические решения для выхода из той ситуации, в которую повергнута Америка. Изъяны во всех 4-х источниках матрицы ИЭВП вполне могут привести ее к краху и, похоже, конец ее гегемонии близок.
Но вовсе не обязательно, что это вызовет системный кризис всего капитализма. Взамен гегемонии США придется перейти к многополярной политике с участием большего числа различных стран. И это совершенно нормально, поскольку многополярность была нормальным состоянием дел на протяжении длительного периода истории. Взглянув на список стран, относительно легко оправившихся от кризиса 2008 г, возникает ощущение, что экономическая власть переходит от старого Запада к успешно развивающимся странам остального мира, включая большую часть Азии. Наиболее правдоподобный среднесрочный сценарий заключается в разделении экономической власти между США, ЕС и четырьмя странами БРИК. Учитывая, что в экономиках стран БРИК, особенно России и Китая, государственное регулирование применяется в куда больших масштабах, чем в большинстве западных стран и особенно США, можно предположить, что капитализм, скорее всего, станет более государственническим.
Что касается долгосрочной перспективы, то Манн отбрасывает те постоянно действующие тенденции капиталистического развития, которые, по мнению Коллинза (здесь) и Валлерстайна (здесь), обрекают капиталистическую систему в будущем. Их подходы обобщенно можно выразить в том, что капитализм неспособен бесконечно поддерживать необходимые ему уровни занятости и прибыли. Одним из аргументов этому служит исчерпаемость мест с дешевой рабочей силой, куда капиталисты могут переместить свои производства. Манн считает, что это не так. Ведь пока лишь часть огромного населения Индии или Китая вовлечена в минимально организованную индустриальную или постиндустриальную экономику, кроме того, в Африке или Средней Азии процесс еще даже не начался. Чтобы действительно охватить всю территорию Земли, потребуется значительно больше тех 25-30 лет, на которые указывает Валлерстайн, это продлится как минимум до конца 21 века. Кроме того, новые рынки не следует ограничивать географией, их вполне можно создавать, искусно культивируя новые потребности. Еще пару-тройку десятков лет назад наличие персональных компьютеров, смартфонов было из области фантастики, сейчас же они являются непременным атрибутом современного человека. Невозможно предсказать новые потребительские пристрастия через, скажем 50 лет, но они, несомненно, будут. Хотя замедление НТП и является общепризнанным фактом, но прогресс все же не остановился и худо-бедно продолжается, поэтому появление технических новшеств, которые ведут к созданию новых и разрушению старых отраслей, вполне вероятно.
Манн также развенчивает утверждения Коллинза о надвигающемся снижении значительном занятости для среднего класса. Пока мы наблюдаем обратное, ведь подъем экономики на протяжении последних десятилетий вызвал рост глобальной занятости: в 1950–2007 годах рост числа рабочих мест примерно на 40 % опережал рост численности населения. Хотя безработица и является проблемой западной экономики, но это отнюдь не мировая проблема. Потери Запада оборачиваются приобретениями для всех остальных, и в целом мир выигрывает. Учитывая же современные демографические тенденции, можно предположить, что во 2-й половине 21 века наступит период сокращения численности мирового населения и, следовательно, дефицит трудовых ресурсов (не зря тот же Китай, н-р, перешел от политики одного ребенка к разрешению на 3-х детей). Поэтому массовая безработица вряд ли станет причиной конца капитализма.
Даже, если предположить, что пессимизм 2-х предыдущих авторов оправдан, то тогда возможны несколько альтернативных сценариев будущего. Пессимистический вариант предполагает возникновения общества «2/3-1/3»: 2/3 хорошо образованных людей имеют постоянную занятность и вполне успешны, а 1/3 исключена из этого общества и получает социальные пособия и помощь. Уровень этой помощи будет разным в разных странах, его основное предназначение – удержать исключенных из общества от бунта и революций. В результате погибнет рабочий класс, как организованная сила, но не капитализм, возникнет асимметричная классовая структура, подобная той, что существовала на протяжении большей части человеческой истории. Такой непобедимый капитализм с усиленной эксплуатацией может стать достаточно длительным периодом нашего будущего.
Более оптимистический вариант далекого будущего предполагает стабилизацию капитализма на некоем уровне. После того, как капиталистические рынки заполнят всю планету, прибыли и темпы роста упадут по всему миру. Но в этом ведь нет ничего исторически нового. При том же прорыве капитализма в Великобритании, произошедшем в 18-19 веках, средние темпы роста были немногим более 1% в год. Неимоверные темпы роста в 8-10%, демонстрируемые Китаем в наше время – это, скорее, исключение из исторических «правил». Возникает вопрос: почему темп роста в тот же 1 % должен считаться кризисом капитализма? Он существовал в таких условиях на протяжении очень долгого времени, отчего же он не может и дальше существовать в качестве глобальной системы? В этом случае человечество может жить в условиях относительно «медленной» стабильной экономики (как, н-р, живут японцы в течение последних лет 20-25) и будущее капитализма может оказаться, скорее всего, не бурным, а скучным.
Час «Х»
Наиболее вероятным сценарием будущего, который, судя по всему, осуществится к середине нынешнего столетия, Манн считает «микс» из вышеизложенных: глобальный капитализм с низкими темпами роста, обеспечивающий большее равенство условий во всем мире, но предполагающий временную занятость или безработицу на уровне 10–15 % населения. По сути, это проецирование нынешней ситуации в промышленно развитых странах Запада на весь мир. Поскольку альтернативы капитализму в виде коммунизма или социализма себя не оправдали, то ничего другого ни политики, ни идеологи просто не в состоянии предложить. Отсутствие в мире сколько-нибудь крупных антикапиталистических революционных движений означает малую вероятность масштабных революций. Будущее левых скорее всего будет связано с реформистской социал-демократией или либерализмом.
Такому развитию событий могут помешать 2 потенциальных кризиса: военная возможность применения ядерного оружия и изменение климата. Хотя ядерное сдерживание работает вот уже в течении нескольких десятилетий, но все же гонка ядерных вооружение в тех же странах Ближнего Востока может привести к непредсказуемым последствиям. Надвигающиеся климатические изменения несут в себе неменьшую угрозу, когда выживание миллионов людей будет затруднено.
Преодоление такой угрозы потребует принятия решительных мер, что приведет к реформированию 3-х главных институтов общества: капитализм, как основной способ производства в мире; одержимость национальных государств и политических элит идеей роста; круговорот «гражданства потребления», когда люди требуют экономического роста как своего гражданского права, чтобы иметь возможность потреблять все больше и больше. Все это может вызвать появление новой формы надгосударственного коллективизма с регулируемым рынком. В противном случае возможны различные катастрофические сценарии, что в конечном итоге может привести к концу не только капитализма, но и всей человеческой цивилизации.
Підписуйтесь на наш Telegram канал Enigma