37-летняя Елена и ее семья прожили в горящем Маруполе без воды и еды почти месяц. Вместе с братом, невесткой и тремя детьми – семнадцатилетней Анной, девятилетним Сергеем и полуторагодовалым Евгением – они двумя автомобилями самостоятельно выбирались из города. Миновав десятки российских блокпостов, заминированные села и постоянные обстрелы, семья уехала из города. Теперь они в безопасности в поселке на Закарпатье, но говорят, что некуда возвращаться: в Мариуполе с их патриотической позицией они не выживут.
Елена и ее родные стали свидетелями многих преступлений, совершенных россиянами, и едва выжили, убегая от войны. Женщина рассказала «Слідству.Інфо», что им пришлось пережить на пути к убежищу.
Два подвала
24 февраля в 4:30 я услышала взрыв. Мы проживали в Ильичевском районе Мариуполя, недалеко от Левого берега, где стоял блокпост ДНРовцев.
В домах еще были свет, вода, газ и отопление. Мы слушали новости: наш мэр уверял, что все под контролем. Поэтому мы решили не паниковать, купили в магазине хлеба и молока и вернулись домой. 26 вечером взрывы стали все ближе, и мы начали спускаться в подвал. Ко мне приехал брат с семьей, и мы забрали к себе маму, которая уже была под обстрелами.
У меня в доме два бомбоубежища, мы их готовили еще с 2014 года. В первом было около 50 человек, а во втором — человек 20.
Их политические взоры разделились. Кто-то спрашивал, откуда здесь российские военные, а кто-то надевал футболки с флагом россии. В нашем подвале люди напились и начали приставать к нам, потому что мы поддерживали Украину. В конце концов, нашу семью выселили в другой подвал, потому что им не нравилась наша позиция.
Затем начали исчезать вода, свет и отопление. Мы не знали, когда начинается воздушная тревога, потому что телефоны были разряжены. Сирена на улице работала только на АТБ и комбинатах. Поэтому мы забегали в бомбоубежище, просто когда слышали летящий самолет.
Всех хоронили за домом в парке
Из-за отсутствия газа, мы готовили еду на костре во дворе. Утром 10 марта в наш дом прилетело два снаряда. Моя мама стояла подальше, собирала снег с машины, чтобы помыть им руки. Ей что-то попало в руку и она исчезла из виду. Мой брат, Олег, улетел в сторону, а я упала на землю. В ушах стоял гул и я ничего не понимала, только видела дым.
Другой снаряд убил моего соседа, его 4-летнему сыну оторвало руку, а старшему, 12-летнему, обломок попал в ногу.
Когда все немного успокоилось, я пошла в госпиталь за медикаментами для мамы. Мой девятилетний сын Сергей заболел от постоянной жизни в подвале, а у меня заканчивались лекарства: у меня нет щитовидной железы, поэтому гормонозависима. Ребята в госпитале сказали, что они бы рады помочь, но у них ничего нет, потому что город в блокаде. Они до последнего ждали, что к ним придет помощь.
Рядом стоял украинский военный с аптечкой и позволил мне забрать у него все, что мне нужно. Я взяла атисептики, антибиотики, бинты, и когда приехала домой, вытаскивала у мамы из руки обломок.
Соседа Саши, отца мальчиков, которого убило снарядом, мы похоронили за домом в парке - там всех хоронили.
Россияне расстреляли сотню людей у источника воды
Трупов было очень много, потому что стреляли каждый день. Каждое утро россияне поднимали самолет и весь день били. А потом была ночь — самое страшное время суток. В подвале находиться было невозможно, дети болели и мы спали прямо в коридоре на первом этаже. Сквозь зашторенные окна мы видели сияние от снарядов – это был настоящий ад. Дети до сих пор даже от звука грома пугаются и падают на пол.
Все это время люди голодали. Начали разворовывать магазины, а затем меняли еду на сигареты и медикаменты. Недалеко от дома мы обнаружили источник с водой. Но россияне поднимали вверх дроны и наблюдали, где находится большое скопление людей. Однажды, когда у источника было 100 человек, эти твари их расстреляли.
Мы все время были под огнем. 12 марта, когда снаряды начали падать за домом в парк, мы сбежали в Приморский район города, где было тише. С нами была наша бабушка, но не выдержала дороги и умерла. Нам пришлось похоронить ее прямо на клумбе возле дома, хотя кладбище было рядом. Взрывы продолжались, и 17 марта мы решили попытаться уехать из города.
Мы не знали ни о каких гуманитарных коридорах, потому что сидели без связи. Поэтому ехали своими силами. Уезжать было страшно. По дороге было так много трупов, что мы завязывали детям глаза. Вокруг все взрывалось и дети кричали. Мы читали молитву «Отче наш», потому что кроме бога нам было некому помочь.
Мы поехали под Мангуш (поселок в 20 км от Мариуполя к западу — Ред.), потому что там был дом моего покойного папы. Там мы вошли в магазин и купили хлеб. Дети ели этот хлеб и плакали, потому что месяц был почти без еды. Когда это увидели местные, они стали выносить нам молоко и другие продукты.
В Мангуше мы пробыли три дня и двинулись в направлении центральной Украины. Мама осталась там. Во всех деревнях за Мангушем висели триколоры. Там не было совсем разрушений, то есть они так просто это все отдали?
Каждые 20 метров – российский блокпост
Мы проезжали много блокпостов. Самый жесткий был под Мариуполем, где стояли военные, совсем не знавшие русского или украинского. Они походили на кадыровцев или кого-то оттуда — с длинной бородой и желтоватым цветом кожи. Когда они показали на меня и машину, я поняла, что они хотят паспорт и документы на авто. В паспорте сразу открыли страницу с пропиской, и я их спросила «Вы не говорите по-русски, как же вы читаете на украинском?» Не знаю, понял ли он, но разозлился и бросил в меня паспортом.
Впереди было еще много блокпостов. Под Мангушем они вывели детей из машины и обыскивали, думали, что мы прячем оружие. Моему сыну Сергею 9 лет. Они спрашивали его, кем работают родители и где папа. У моего брата осматривали руки, смотрели, нет ли мозолей от оружия. А у мужчины впереди забрали машину, хотя внутри было двое маленьких детей.
Дальше эти блокпосты были через каждые 20 метров. Где-то на 20-м или 30-м блокпосте я не выдержала и расплакалась. Военные постоянно хамили, — словно это я к ним пришла. Один мужчина, похоже, «ДНРовец», подошел ко мне и сказал: «Беги подальше».
Под Запорожьем снова стояли те непонятные военные, которые не знали языка. Они осматривали телефоны, искали патриотические картинки или высказывания. Я все почистила, но они нашли переписку в Вайбере с другом, у которого украинский флаг на заставке. Начали в меня тыкать телефоном, потому что не могли прочитать, что там написано. Я объясняла, что это не моя заставка, и нас наконец отпустили.
Обстрелянные колонны автомобилей
Ближе к Запорожью в нашей колонне было уже 3 автобуса и более 200 машин. Потом мы разделились: кто остался ночевать в Токмаке (Запорожская область — Ред.), а кто поехал дальше. Возле Васильевки они взорвали мост и нужно было объезжать заминированными сельскими дорогами.
На подъезде к подконтрольной украинцам территории было много российских блокпостов. Они тщательно нас осматривали, а когда отпустили, начался обстрел. Мой брат ехал впереди и попал под огонь. Я ехала через несколько машин от него, а когда продвинулась на пару метров, четыре машины сзади меня обстреляли, и они сгорели.
Я хотела показать тогда людям из Мариуполя, которые говорили, что это наши стреляют, чтобы они четко увидели, откуда летят снаряды. Они нас полчаса назад пропустили через свой блокпост, и начали обстрелы!
Когда мы наконец выбрались и добрались до Запорожья, украинские военные кричали нам, чтобы мы ехали быстрее, потому что сзади стреляли.
Мы выехали из Мариуполя 17 марта, а уже в 20-х числах, когда мы были в Днепре, россияне взяли в заложники другую колонну машин, которая ехала в Запорожье. Этих людей хотели вывезти в россию, но в конце концов отпустили. Моя свекровь дошла пешком до «Порт-Сити» (торговый центр в Мариуполе — Ред.), там ее посадили в автобус и вывезли в Донецк. Оттуда она уехала в Санкт-Петербург к родственникам. Выбора не было: она говорила, что вывозят либо в Донецк, либо в какой-нибудь российский город. Им просто говорили, что Бердянск переполнен, и теперь все уезжают в другую сторону. Людей до сих пор вывозят туда.
Нам некуда возвращаться
Мы выехали в Солотвино (поселок в Закарпатской области — Ред.), потому что здесь раньше лечилась моя племянница. В первые двадцать часов нашего пребывания тут, моего брата забрали в военкомат и отправили воевать на Донбасс. В Мариуполе осталась моя сестра – она продолжает сидеть в подвалах.
Сейчас россияне начали бурную деятельность: открывают квартиры и забирают ценное. Уцелевшие квартиры вроде бы будут отдавать людям без жилья. Но дома остаются пустыми, всю технику выносят. 1 мая дети должны пойти в школу - они (оккупанты - Ред.) делают видимость, что все хорошо.
После того как мы ехали, в мой дом было 8 попаданий. Там жить невозможно. Мы бросили все. Мы жили хорошо, у нас была стабильная работа, квартиры. Я была заместителем руководителя магазина, а брат работал на флоте. Он только купил дом, а через месяц ему пришлось оставить его, потому что началась война.
Нам позвонили из Мариуполя и сказали: «Вы уехали и не вернулись, поэтому дома у вас больше нет». Они (россияне — Ред.) уже сожгли архив, будут менять название улиц, и те документы на квартиры, которые мы забрали, уже не имеют никакой силы. Я не собираюсь туда возвращаться, потому что эти негодяи оставили нас без всего. Единственное, что мы не похоронили бабушку, но сейчас нам говорят туда даже не двигаться со своей позицией.
Здесь в Солотвино находятся люди, для которых это временное убежище. Но для нас это не временно, потому что у нас больше ничего нет. Нам некуда возвращаться.
Материал взят с https://www.slidstvo.info
Підписуйтесь на наш Telegram канал Enigma