В начале июля после длительных боев украинские военные покинули город Лисичанск в Луганской области — он оказался под российской оккупацией. С начала полномасштабной войны Лисичанск обстреливался почти каждый день, однако в нем и дальше оставались жители, которые надеялись, что война закончится.
70-летний Владимир Иванович - один из последних жителей Лисичанска. Ему удалось покинуть уже закрытый для транспорта город перед самой оккупацией. Он запрыгнул в автомобиль незнакомца и им чудом удалось уехать в Днепр.
Пенсионер Владимир Иванович рассказал, как готовил еду на огне, ходил за водой на рассвете и почему оставался в городе до последнего.
Газ позволял нам выживать
У меня большая семья – жена Валентина и две взрослые дочери: одна учительница английского языка, а другая работает в банке. Еще у меня трое внуков.
О том, что началась война я узнал или с телевизора, или услышал по радио. Сначала было еще более или менее, а затем начались обстрелы города. Тогда я отправил жену, детей и внуков во Львов. Обе дочери уехали с детьми еще в конце февраля, когда было опасно. Жену отправил в марте, после восьмого числа. Сам же остался в городе.
Почему решил оставаться? Я уже пожилой человек, мне убегать было не за чем. Да и три квартиры в городе осталось, должен был за ними кто-то смотреть. Я потихоньку втянулся и оставался, пока была возможность.
Россияне каждый день обстреливали город. Нашему микрорайону возле завода резиновых изделий на юге Лисичанска доставалось гораздо меньше — прилетало раза в два-три дня. В основном ночью, поэтому поспать удавалось не всегда. Разрушили много дома.
6 марта в городе исчезли свет и вода, но газ был – его выключили уже где-то в июне. Именно газ позволял нам выживать.
До этого мы несколько раз оставались без газоснабжения. В мае газа не было три дня — тогда перебили центральный газопровод города. Мы тогда несколько дней вынуждены были собирать дрова или срезать сухие деревья в парках и готовить еду во дворе на дровах.
В каждом дворе были такие костры, где собирались те, кто еще не покинул город и совместно готовили еду. А потом, после второй аварии, газ выключили окончательно, мы перешли полностью на этот способ приготовления пищи. В июне мы остались без всех коммунальных благ воды, света, газа, поэтому полностью перешли на дрова. Я уверен, что люди до сих пор собираются во дворах и готовят еду на кострах. А как иначе?
Воду сначала привозили большими автомобилями, набиравшими ее на станциях. Часто воду развозили ГСЧСники. А потом разбили Белогоровскую фильтровальную станцию, где можно было набрать воды, и автомобили перестали ездить. Потому мы начали ходить к источникам и набирать воду там. Мое утро тогда начиналось в четыре утра с похода за водой, а потом уже делал остальные бытовые дела — готовил еду, убирал, если были осколки стекла, помогал другим.
Однажды в июне я пошел утром к источнику за водой и попал под обстрел. На другой стороне от источника был овраг. По ту сторону оврага стояли дома. Говорят, что где-то за этими домами у ВСУ мог быть склад с оружием. И кто-то навел россиян на тот склад, так они начали его обстреливать. Летело так, что обломки улетали на метров сто.
Я бросил тару для воды, упал на дно того оврага и так лежал там минут сорок, пока не перестали стрелять. Когда я там лежал, то не молился и жизнь не проносилась перед глазами — я просто хотел, чтобы этот обстрел наконец кончился и думал, как бы оттуда выбраться побыстрее. Потом, когда затихло, встал и пошел домой.
Люди торговали прямо под обстрелами
С продуктами тоже было сложно. Рынок практически не работал, поставок в магазины не было. Работало всего несколько продуктовых и кондитерский — и это не слишком долго. Магазины закрывались еще в марте, рынок же работал гораздо дольше. Люди, работавшие там, продавали продукты прямо под обстрелами. Да, магазинчики в большинстве своем были закрыты, но частные предприниматели даже под угрозой обстрела привозили, кто что мог. Рынок закрылся в июне, когда уже стало слишком опасно.
Три хлебных магазина еще работали. Где-то полмесяца возили хлеб, развозили на машинах, если кто-то не мог выйти, а потом разбили пекарню в центре города, из которой его развозили по домам и нам пришлось жить на сухарях.
Продуктов не хватало всех. Не было ничего, люди жили преимущественно на запасах — кто-то имел закрутки или овощи, кто-то в морозильниках имел замороженное мясо или полуфабрикаты, ели. Когда было холодно, даже без света удавалось за окном сохранить продукты, чтобы не растаяли. Были люди, которые ведерки с такой заморозкой просто за окно вывешивали.
Несколько раз в неделю приезжали наши военные, подбегали к домам и раздавали людям гуманитарную помощь – какие-то товары первой необходимости, лекарства, хлеб, консервы. За счет этого люди жили.
В конце февраля россияне разбили нашу местную котельную и все четыре микрорайона остались без отопления. Мне было проще, у меня индивидуальное отопление, пока был свет, я им пользовался. Но в первую неделю марта свет исчез и система перестала работать. Пока было холодно, был газ, потому это немного спасало. Люди грели воду на плите, заносили в комнаты и так грелись. Но в большинстве своем температура в квартирах не поднималась выше 8-10 градусов, сырость, поэтому приходилось одевать на себя все.
Не боятся только дураки
В нашей девятиэтажке был подвал. Мы пробили туда второй выход из середины подъезда, чтобы под обстрелами не выбегать на улицу и рисковать жизнью, и люди периодически туда спускались. Но лично я там ни разу не был — знаете, с восьмого этажа бегать туда-сюда в моем возрасте уже тяжело. Да и я не уверен, что в нашей ситуации это бы что-то решило, учитывая, чем и как они обстреливают дома. Было страшно, конечно. Но нет таких людей, которые бы не боялись. Там это уже норма. Дикая, но норма. Ибо не боятся только дураки.
Много общался с соседями тогда. В нашей девятиэтажке 56 квартир. На 22 июня в нашем доме оставалось всего 6 квартир, в которых кто-то остался — остальные выехали. Оставались пенсионеры, и те люди, которым было некуда и не за что уезжать. Потому что сначала вывозили официально автобусами, безопасными коридорами. А где-то со второй недели июня выехать из города можно было только за деньги, потому что стало слишком опасно. Вывозили частники автомобилями, кто не опасался. Преимущественно на Днепр. Кому везло, тот наталкивался на волонтеров, и они могли кого-то забрать с собой. Вообще, в последние недели до нас доезжало немного людей, потому что дорога сильно простреливалась.
Заплатил две тысячи гривен, сел и уехал
Всего в наших микрорайонах, из того, что я видел, до момента моего выезда оставалось где-то тысяча или максимум полторы людей. До 24 февраля там жили десять тысяч, то есть уехали где-то девять из десяти.
22 июня я решил покинуть город. Я встал в четыре утра, чтобы пойти за водой. Подошел к окну. У меня там парк, за парком стоит гостиница, а за гостиницей завод. Я взглянул в окно и не увидел завода вообще. Зарево стояло до небес, все в дыму. Потом начался обстрел, и когда я спустился вниз, по всему двору были разбросаны мины пятилепестковые. Неразорванные. Я собрался, вышел на рынок, смотрю – стоит машина с чужими номерами. (Плачет) Я у водителя спросил, откуда он сюда приехал. Тот сказал, что из Днепра. Я заплатил две тысячи гривен, сел и уехал. Больше я мужчину, который меня отвез в Днепр, не видел. Знаю только, что его зовут Гриша.
Он подобрал еще двух беглецов, и мы так вчетвером выскочили из города — по дороге через нефтеперерабатывающий завод. Мы ехали по трассе на Бахмут, а оттуда уже — на Днепр. Когда мы проехали трассу, нас остановили на блокпосту наши ребята и спросили: «А как вы проехали? Лисичанск уже закрыт!». То есть, мы просто как-то проскочили эту трассу чудом, а город, оказывается, на тот момент уже был закрыт для транспорта.
Когда я приехал в Днепр, то зашел в местный гуманитарный штаб и попросился во Львов, потому что там была моя семья. Они меня отправили. Накормили, дали одежду, потому что я уехал с минимумом всего, практически только с деньгами и документами. Когда я приехал во Львов, я ощутил радость. Радость, что я наконец-то увижу свою семью своих детей, с которыми я когда-то мысленно попрощался.
Підписуйтесь на наш Telegram канал Enigma